Интервью Дмитрия Дементьева сайту Православие.Ru

K 10-летию Сретенской духовной семинарии. О выборе жизненного пути и о годах, проведенных в стенах семинарии, рассказывают преподаватели и студенты СДС.

Дмитрий Владимирович, расскажите о том, как вы пришли к вере и попали в Сретенский монастырь?

Дмитрий Дементьев

– Приходу к православной вере предшествовал долгий путь поиска: я увлекался психологией, состоял в одной из сект, наводнивших в 1990-е годы страну. В итоге, бросив работу, я приехал из Петрозаводска сперва в Санкт-Петербург, затем в Москву. Там меня готовили на «пастыря», и в Петрозаводске меня уже ожидала «паства». А затем я понял, что там совершенно нет того, что я ищу…

В Сретенском же монастыре я оказался в 1997 году, именно сюда мне посоветовали обратиться в одном из храмов Москвы. В обители я встретился с отцом наместником – архимандритом Тихоном (Шевкуновым). Он, выслушав меня, сказал: «Поживи пока у нас». Так, пожив некоторое время в монастыре, пообщавшись с монашествующей братией, открыв для себя богатейший мир духовной литературы, я принял Таинство святого крещения. И вот уже более десяти лет я подвизаюсь в Сретенской обители…

Представляете, в Петрозаводске буквально в трех минутах от моего дома находится храм, однажды я даже собирался креститься, но, посчитав, что это очень серьезно, а я еще недостаточно знаю о Православии и не готов к такому ответственному шагу, отказался. Вместо меня крестился мой друг, как раз перед уходом в армию. Кстати, теперь он уже монах Сретенского монастыря – Николай (Муромцев).

– Вы были студентом первого набора Сретенской духовной школы. Как же все начиналось?

– Высшее духовное училище при Сретенском монастыре открылось в 1999 году. До этого отец Тихон благословил несколько насельников, в том числе и меня, на учебу в Университете святого Иоанна Богослова, на факультете журналистики, некоторые тогда заочно учились в Свято-Тихоновском богословском институте, в Московской духовной семинарии. Учиться и совмещать многочисленные послушания, связанные преимущественно с активным восстановлением монастыря, было непросто. Тем не менее мы делали успехи, а главное – у нас было желание. И отец Тихон, очень ревностно относясь к тому, чтобы насельники получили богословское образование, решил открыть духовное училище в стенах Сретенского монастыря. Таким образом, проучившись два курса в университете, я оказался на первом курсе Сретенской духовной школы.

– Скажите, сильно ли изменились учебный график и жизнь нынешних семинаристов по сравнению с наборами первых лет?

– Нынешним семинаристам можно только позавидовать. Во-первых, в то время учебный процесс лишь формировался, и поэтому были различные накладки, в частности, менялись преподаватели. Во-вторых, и сам монастырь только восстанавливался, строились новые корпуса, реставрировались старые. Семинаристы тогда много трудились вместе с монашествующими на общих послушаниях. Например, разгружали многотысячные тиражи книг нашего издательства. В годы моей учебы, в годы первых трех наборов, все – и администрация, и преподаватели, и студенты – создавали семинарию и восстанавливали обитель. Нынешние воспитанники, и это вполне закономерно, пользуются тем, что для них уже сделали.

Кроме того, наш курс, как я уже говорил, в основном состоял из братии монастыря, а уже второй набор включал в себя большое число светских молодых людей, пришедших извне. Несмотря на все трудности учебного процесса, без которых не обходится поначалу любое начинание, и семинаристам, и преподавателям в наше время учебы было, на мой взгляд, гораздо интереснее, чем сейчас. Для многих наших педагогов было непривычным читать лекции монашеской аудитории. С нами общались не как со студентами, а как с равными.

– Вы являетесь автором нескольких книг, выпущенных издательством Сретенского монастыря. Как родилась идея их составления?

– Первый сборник назывался «Чтение на каждый день Великого поста». Помню, когда монастырь в 2000 году открыл в Интернете сайт Pravoslavie.ru, отец Тихон благословил меня на подготовку материала, посвященного Великому посту. Публикации должны были выставляться на сайте каждый день – беспрерывно. Я тогда учился на втором курсе духовной школы, и батюшка руководил моей работой, давал много советов. Великим постом следующего 2001 года материалы публиковались вновь, но уже с дополнениями. Таким образом, за два года удалось собрать сборник «Чтение на каждый день Великого поста», и в 2002 году он вышел в печатном виде.

Затем, также при поддержке отца Тихона и братии, трудящейся в издательстве монастыря, иеромонаха Симеона (Томачинского), иеродиаконов Никона (Париманчука) и Матфея (Самохина), увидели свет книги «Пребывающим в унынии» и «Православный пост».

– Дмитрий Владимирович, где еще вы учились помимо Сретенской духовной семинарии?

– По благословению отца наместника я окончил факультет журналистики Российского православного университета святого Иоанна Богослова. Прошел курсы повышения квалификации по программе «Референт руководителя». В настоящее время учусь в заочной аспирантуре Российской академии государственной службы при Президенте РФ на кафедре государственно-конфессиональных отношений, а также заканчиваю обучение в Московском государственном психолого-педагогическом университете.

– Почему вы заинтересовались психологией и для чего, получив семинарское образование, продолжаете свое обучение?

– Дело в том, что психология меня привлекала и раньше. И вообще я считаю: каждый священник в некоторой степени должен быть психологом. В моем образовании все складывалось логично. Благодаря знаниям, полученным в семинарии, и писательским навыкам, приобретенным на факультете журналистики, мною было составлено несколько сборников. В настоящее время я работаю над очередной серией брошюр. Для этого мне нужны знания, которые я получаю в психологическом университете и в Академии госслужбы. Полученные знания на курсах «Референта руководителя» я применяю в моей работе секретаря семинарии. Помимо этого, обучаясь в различных учебных заведениях, я обзавелся обширным кругом знакомых, причем как из студенческой, так и из преподавательской среды. Я приобрел бесценный опыт – профессиональный, администраторский и житейский.

– Наряду с послушанием секретаря семинарии вы занимаетесь еще и преподавательской деятельностьюЙ

– Я окончил семинарию, РПУ, обучаюсь в МГППУ и РАГСе. И то, что начал преподавать религиоведение в Сретенской духовной школе, вполне естественно. Вообще же, надо сказать, меня привлекает религиозно ориентированная психология. Читая лекции студентам, я большое внимание уделяю именно этой составляющей дисциплины.

– Дмитрий Владимирович, как вы все успеваете?

– Только благодаря помощи Божией. Каждый год планирую остановиться: «Вот только закончу начатое». А на следующий год опять открываются новые заманчивые перспективы. Я вспоминаю времена, когда трудился вместе с братией на книжном складе монастыря. К нам приходили устраиваться на работу и мирские, по найму. Это были здоровые мужчины, однако, увидев, как приходится в монастыре «пахать», не выдерживали и увольнялись. Не останавливали их ни хорошая зарплата, ни дополнительные премии. Мы сами тогда удивлялись, как выдерживаем такие нагрузки. Понятное дело, только благодатью Божией.

– Сретенскую семинарию, безусловно, от других семинарий отличает миссионерская направленность, которая ясно прослеживается прежде всего в характере летних практик. А как они проходили у первых наборов?

– Обычно учащиеся семинарии вместе с братией обители уезжали на некоторое время в монастырский скит, который находится в Рязанской области. Семинаристам там очень нравилось, и это была не утомительная практика, а благотворный отдых. Место уединенное, живописное: лес, земляничные поляны, пруд с рыбой. Некоторые оставались там на все лето. Вместе с тем ребят отправляли в колхоз, который был взят монастырем под опеку, на уборку урожая. Работая, семинаристы отвечали на вопросы, которые задавали им простые жители из глубинки. Так они приобретали навыки катехизации и учились общению.

– Кого бы вы могли назвать из людей, которые сыграли наибольшую роль в вашем личностном и духовном возрастании?

– В первую очередь, несомненно, это мой духовный наставник отец Тихон, наместник обители и ректор Сретенской семинарии. Батюшке я обязан тем, что он дал мне главное – смысл жизни, открыв его для меня в Православии. Поверьте, переход из сектантства в Православие был нелегкий, и отец Тихон меня не оставлял, помогал и наставлял. Кроме того, именно отец наместник в дальнейшем раскрыл во мне способность к писательской деятельности, редактировал мои первые сочинения и дал возможность учиться.

Могу рассказать о чудесной встрече со старцем Феофаном (Малявка) во время паломнической поездки с братией и семинаристами в Псково-Печерский монастырь, незадолго до кончины старца (почил в 2001 году). В то время я мучился над решением одного вопроса, очень для меня важного. Запутался, не мог определиться и подумал: «Вот бы мне встретить старца, про которых в житиях святых написано, и вот чтобы было так просто: он увидел бы меня, подошел и сказал, как мне быть». «Нет, – поймал я себя на мысли, – так не бывает, нафантазирую сейчас себе». И вот приехали мы в монастырь, причастились на службе, посетили Богом зданные пещеры и в келье старца Феофана по очереди подходим к нему под благословение. Настала и моя очередь, охватило волнение, и в момент, когда я прикладывался к руке старца, он мне шепотом произнес один из предполагаемых мной вариантов решения. Я опешил, а старец Феофан, проницательно взглянув на меня, еще раз благословил и, сделав утвердительный знак головой, повторил. Надо заметить, что виделись мы впервые, я про отца Феофана слышал, но он про меня, естественно, ничего не знал. И такое чудо!

Незабываемой остается и моя встреча с владыкой Василием (Родзянко). Я провел с ним несколько дней, ухаживая, когда он находился на лечении в больнице Святителя Алексия. Помню, я задал владыке тогда вопрос, очень для меня актуальный, – относительно семьи и брака. И он отвечал мне в течение полутора часов! В ходе беседы я задал второй вопрос – и вновь последовал ответ, еще часа на три. Это было потрясающе: владыка так основательно освещал интересующую меня тему. Было ощущение, что он читал мне, человеку, которого впервые видел, поучительную лекцию… В последующие дни было так же. Кроме того, он много рассказывал и о своей жизни, о своем жизненном и пастырском опыте до принятия монашества, трепетно вспоминал почившую супругу, говоря, что всегда ощущает ее присутствие… Владыка сказал, что будет молиться за нас, когда покинет этот мир.

Многое дало во время моих первых дней жизни в обители знакомство с почившим архимандритом Анастасием (Поповым). Дело в том, что мы с отцом Анастасием, как оказалось, родом и из одного города – Петрозаводска. Это нас как-то сближало, и я с первых дней обращался к отцу Анастасию за наставлениями и советом. Мы вместе ездили на родину в Петрозаводск. Смерть отца Анастасия – большая утрата, он был очень близок мне по духу.

В плане образования хочу отметить профессора Александра Александровича Волкова – преподавателя риторики, с которым мы занимались и во внеурочное время, индивидуально, замечательного профессора древнерусской словесности Александра Николаевича Ужанкова, к мнению которого я всегда прислушивался и давал свои труды на рецензию. То же могу сказать и о профессоре Ларисе Ивановне Маршевой и Галине Ивановне Трубицыной, преподающих стилистику русского языка и церковнославянский язык, отца Владимира Вигилянского, читавшего в первые годы существования Сретенской семинарии факультативный курс православно ориентированной журналистики, о профессоре Васильевой Ольге Юрьевне, у которой я учился в семинарии и сейчас продолжаю обучение в Академии госслужбы. Они многое для меня сделали. Вообще у нас очень отзывчивые преподаватели, с ними легко и приятно работать. Их можно в любой момент о чем-то попросить, и они всегда готовы помочь и советом, и делом. И конечно, я очень рад работать под руководством моего непосредственного начальника и в прошлом однокурсника по семинарии – проректора, иеромонаха Иоанна (Лудищева). Слаженно работается с секретарем Ученого совета Сретенской духовной школы протоиереем Николаем Скуратом, дежурными помощниками – моими друзьями.

– Дмитрий Владимирович, а каким проректором был отец Амвросий (Ермаков) – ныне епископ Гатчинский, ректор Санкт-Петербургских духовных школ?

– В пору своего проректорства он преподавал нам литургическое богословие и церковное пение. Спрашивал он строго. У меня нет голосовых данных, и, разумеется, возникли определенные трудности. Могу сказать, что отец Амвросий понимающе и снисходительно отнесся к моей проблеме. Впоследствии я стал работать у него в проректорской.

– Поддерживаете ли вы в настоящее время отношения со своими сокурсниками?

– Моими сокурсниками, как я говорил, в основном были насельники Сретенской обители, где они подвизаются и ныне. Сейчас они уже все в священном сане, и я хожу к ним на исповедь. Что же касается выпускников последующих наборов, то и они не забывают свою семинарию. Ребята всегда приходят на престольный праздник обители. Практически все окончившие семинарию уже рукоположены и несут церковные послушания.

– Вы по работе тесно общаетесь с учащимися. Приходится ли вам разрешать конфликтные ситуации?

– Конечно, работать с людьми непросто, и конфликты порой случаются. Как правило, с учащимися первых курсов. Старшекурсники – ребята уже дисциплинированные. Скоро станут священнослужителями, а некоторые женаты и уже в сане. И если с ними и возникают трения, то они легко и безболезненно преодолеваются. Студенты переходят с курса на курс, и я отчетливо замечаю, как ребята взрослеют и вырастают в достойных служителей Церкви. Бывает, я могу и вспылить, закрутившись в водовороте дел, неадекватно что-то оценить. Но зла никто ни на кого не держит – это самое важное. В прошлые годы мне помогали несколько семинаристов – сейчас они уже выпускники. Могу сказать о них только самое хорошее. В этом году мы взяли в канцелярию семинарии новых помощников – из числа первокурсников. Старшие товарищи успешно передали им эстафету, ввели в курс дел, и мы эффективно работаем.

– Дмитрий Владимирович, можете ли вы в заключение вспомнить какие-нибудь интересные, курьезные случаи из семинарской жизни?

– Трудно что-либо особо выделить, так как курьезы происходят практически каждый день. Со мной часто делятся своими впечатлениями – как студенты, так и преподаватели. Могу привести запомнившуюся фразу одной из наших преподавательниц: «Я поняла, студент – внеконфессионален». Без шуток и выдумок, безусловно, не обходится, но вместе с тем наших семинаристов отличает дисциплина и порядочность. За пять лет учебы случается всякое, но наши учащиеся сознают, что в будущем станут священнослужителями и уже сейчас должны стремиться соответствовать этому высочайшему званию.

Интервью сайту Православие.Ru

Служение слову. Часть 2. Беседа с профессором А.Н. Ужанковым

K 10-летию Сретенской духовной семинарии. О выборе жизненного пути и о годах, проведенных в стенах семинарии, рассказывают преподаватели и студенты СДС.

– Александр Николаевич, расскажите, пожалуйста, о себе, о вашем жизненном пути, студенческих годах.

Профессор А.Н. Ужанков

– Жизненный опыт носит аксиологический характер и состоит в осмыслении ценностных ориентиров и духовном рассуждении о них. В своей жизни нужно находить некие ключевые моменты, необходимые для понимания, почему жизнь устроилась так, а не по-другому, и что, если нужно, исправить.

В 7 лет я серьезно заболел, как раз летом, перед 1-м классом. Болезнь протекала тяжело, почти два месяца температура была под 40. Конечно, о школе не могло быть и речи. А я очень хотел! Ведь все друзья мои уже учились в школе. Родители очень переживали, врачи не знали, что со мной делать. Тогда моя бабушка-молитвенница и говорит моей маме: «Вези его к святому Феодосию Черниговскому»¹. Мощи святителя Феодосия покоились в женском Свято-Троицком Черниговском монастыре, где монахиней была ее двоюродная сестра. К ней мы и поехали.

В Чернигове первым делом меня положили в детскую клинику – под присмотр врачей. Чтобы взять меня оттуда всего на одну ночь, маме пришлось писать расписку. Врачи нас отпускали с нескрываемым опасением, потому что температура у меня не уменьшалась. Поскольку из-за высокой температуры я не мог спать, то все очень хорошо запомнил.

В субботу вечером мы приехали в монастырь, чтобы наутро, перед воскресной службой, приложиться к святым мощам, пребывавшим в алтаре храма. Бабушка моя, уступив мне свою кровать, всю ночь молилась, и мама была рядом. А рано утром бабушка повела меня в храм. Я подошел – не без страха – к мощам святого и приложился к его открытым рукам. Тотчас я почувствовал теплоту, исходившую от них. Когда я об этом рассказал взрослым, они с недоверием отнеслись к моим словам: какое еще тепло? Мы вернулись в больницу, где я проспал сутки. Когда же проснулся, мне измерили температуру, и она оказалась нормальной!

Позже я узнал, что святитель Феодосий Черниговский – покровитель учащих и учащихся, а у меня, надо отметить, тогда было большое желание пойти в школу, но врачи меня не пускали.

По-видимому, детская молитва была столь сильна, что я получил заступничество и помощь святителя Феодосия в исцелении. Видя перемену в моем здоровье, главврач спросил мою маму: «Вы были у святителя Феодосия?». Она призналась. «Ну, тогда понятно, это уже не первый случай», – сказал он.

На протяжении долгого времени я собирался съездить в Чернигов, но все как-то не получалось. И вот спустя 40 лет, в августе, мне позвонили знакомые, сказав, что они едут на машине в Чернигов, и предложили поехать вместе с ними. Я взял с собой иконку святителя Феодосия, которую мне подарила одна прихожанка нашего храма после моего рассказа об исцелении, и мы поехали.

По моей просьбе в Троицком соборе у мощей святителя Феодосия Черниговского отслужили благодарственный молебен с акафистом святому. Священник открыл раку и дал мне возможность вновь приложиться к мощам. С дерзновением и духовным трепетом я подошел к раке святого, и все всплыло в памяти: как когда-то я в первый раз подходил к этим святым мощам. Было такое ощущение, будто бы я вновь встретился с дорогим и близким мне человеком спустя 40 лет, даже, подозреваю, день в день. И я вновь ощутил его любовь и милость к себе. Напоследок я попросил священника приложить к мощам иконку святителя, привезенную из Москвы.

В состоянии радости и духовного подъема я направился из монастыря к ждавшей меня машине. По дороге домой в какой-то момент мы ощутили в машине особый аромат. Я сразу сообразил, в чем дело, и, достав иконку, обнаружил, что это она благоухает. Все прониклись чудом, произошедшим на наших глазах.

Святитель Феодосий Черниговский

В этой истории поражает еще одно обстоятельство: буквально на следующий день после моего отроческого исцеления женскую обитель  закрыли по указу Н.С. Хрущева (это был 1962 год – время гонения на Церковь), а монахинь выселили. Несомненно, в том, что Господь явил через Своего угодника Феодосия Черниговского чудо исцеления отрока в последний день существования монастыря, и в том, что, по милости Божией, этим отроком оказался я, видится особый Божественный Промысл.

Затем у меня были школа и Львовский университет. Мне посчастливилось получить хорошее светское образование благодаря разным людям. Известно, что Господь творит Свою волю через людей, вот почему многое в нашей жизни как бы «определяется» людьми: они могут подсказать, что делать в жизни дальше.

Очень важной для меня была встреча еще в школьную пору с Павлом Павловичем Охрименко – специалистом по древнерусской словесности. Именно тогда я для себя решил, что буду заниматься древнерусской литературой.

Другим человеком, определившим мой жизненный путь, был Александр Серафимович Енько. Я заговорил с ним «случайно» в московском метро, а через несколько дней мы «случайно» оказались рядом в самолете, летящем из Ленинграда в Москву. Тогда и познакомились, удивленные этой «случайностью». С ним мы пребывали в дружбе более 30 лет – до его кончины. И когда я не поступил в МГУ, он подсказал мне поступать на филологический факультет Львовского университета, и, благодаря ему, я там и оказался. В университете был прекрасный преподавательский состав. Большое значение для формирования специалиста имеет его окружение. Все преподаватели знали, что я с 1-го курса занимаюсь древнерусской словесностью, и в деканате мне предоставили просто фантастическую возможность – ездить по вузам и слушать лекции по древнерусской литературе! До сих пор с благодарностью вспоминаю декана профессора И.И. Дорошенко. Так я прослушал лекции в Ленинградском и Минском университетах. Но у меня не было научного руководителя.

Тогда, будучи студентом 3-го курса, я написал письмо профессору МГУ В.В. Кускову, автору учебника по древнерусской литературе. Я сообщил, что особенно интересуюсь апокрифами, древнерусской словесностью, но не имею в этом деле наставника. И Владимир Владимирович ответил мне ­– незнакомому студенту: «Приезжайте в Москву на зимние каникулы с вашими наработками». Таким образом я познакомился с ним и считаю его своим учителем. Под его руководством написал не только курсовую, но и дипломную работы. Удалось послушать и его лекции в МГУ.

В Ленинграде я познакомился с Н.Н. Розовым – заведующим отделом рукописей Публичной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина. Он обратил мое внимание на духовную прозу Гоголя, указал на его «Размышление о Божественной литургии». Благодаря Николаю Николаевичу я открыл для себя в атеистическую эпоху религиозного писателя Гоголя. В Ленинградском университете имел беседы с Н.С. Демковой и М.В. Рождественской. В Минском – с Л.Л. Короткой.

Богатство моего светского образования – в отзывчивости тех людей, которые делились со мной своими знаниями. Все, кого я назвал, были специалистами по древнерусской литературе. Но я всегда ощущал поддержку и от других своих педагогов. Видя мою увлеченность, они мне всячески помогали.

Учителя были не только в прошлом, они есть и в настоящем.

Для меня примером служения Богу и делу является протоиерей Павел Фазан – настоятель церкви Николая Чудотворца в г. Щорсе, что под Черниговом. Поражает уже то, что в их большой семье четыре брата да еще и два зятя – священники!

Когда-то в моем родном г. Щорсе был великолепный храм, но немцы, отступая в 1943 году, взорвали его. Отец Павел взялся за строительство нового храма святителя Николая, имея в казне всего 43 гривны (около 200 рублей) и непреложную веру в помощь Божию. За четыре года возведен двухуровневый каменный красавец-храм, в нижней церкви уже идут службы, а в верхней – отделочные работы. И Сретенский монастырь, по благословению наместника архимандрита Тихона, поделился с ним книгами из библиотеки, а проректор семинарии отец Иоанн пожертвовал новые издания. Такому подвижнику нельзя не помогать.

Больше всего поразило ежедневное расписание отца Павла. В 5–6 часов утра он уже причащает немощных и больных, в 8 – служба, в 11–12 – требы. В 16 – акафист, потом – вечерняя служба. Да еще в Чернигов на ночь нужно съездить – постоять за Екатерининскую церковь, которую пытаются отобрать раскольники. Потом – по приходам. Он – благочинный Щорского округа. К схимонахине Екатерине заехать в с. Локнистое для духовной беседы, посетить Домницкий монастырь с чудотворной Богородичной иконой, а на обратном пути к святому источнику заехать. Я наблюдал отца Павла после двух насыщенных дней и бессонной ночи. Это он меня везде возил, а Господь давал ему силы. Я увидел это у источника.

– Александр Николаевич, скажите, методику преподавания вы выработали сами, или все же вы переняли чей-то опыт?

– Мне очень повезло, потому что моими замечательными наставниками были люди, родившиеся в начале ХХ века и воспитанные на дореволюционных традициях. Они передали нам то, что переняли от своих учителей. Учитель, прежде всего, реализуется в своих учениках. Очень важно, как ученики воспринимают данное им учителем знание, продолжают ли его дело. Так создаются научные школы.

Со словами благодарности я могу вспомнить профессора А.В. Чичерина, водившего знакомство с Сергеем Толстым, Есениным, Блоком, Белым… Встречался он и с Горьким, Маяковским, Булгаковым.

Алексей Владимирович привил нам навыки литературоведческого труда, рассказывал, что в классической гимназии его учили пользоваться «методом пристального чтения». Когда читаешь быстро, только следя за сюжетом, то многого не замечаешь. Когда же читаешь медленно и вдумчиво, обращая внимание на мельчайшие детали и подробности, то тогда начинаешь понимать, что через детали раскрывается идея произведения. Не заметив существенных деталей, можно неправильно истолковать художественное сочинение.

Это касается и той методики, которую мы сейчас используем; по сути, она – хорошо забытое старое. Прежде всего, студенты сами должны постараться вникнуть в смысл произведения, читая его. Не просто глазами бегать и соединять буквы в слова, а читать – видеть смысл, заложенный автором, делая акцент не на сюжетной канве, а на идее. Нужно в каждом случае найти ответ на вопрос, зачем писатель написал это произведение и почему оно именно таким получилось. Это воля автора или его неспособность написать по-другому? Бывает, что идейный замысел и его реальное воплощение могут быть совершенно разными.

К слову сказать, этот прием был описан еще в XI веке, в поучении некоего монаха «О чтении книг». Он писал, что чтение должно приносить пользу душе, что не надо перелистывать страницу, не приняв все в сердце свое. Поскольку каждая книга написана по благодати Божией, то читатель должен проникнуться духовным словом и не торопиться прерывать беседу с Богом. Вот это и есть метод медленного и пристального чтения. Нам ведь не хочется прерывать приятную беседу с другом, вот и здесь не следует прерывать беседу с Богом. И тогда боговдохновенные слова ложатся в сердце и укрепляют человека.

«Всякий дар свыше есть», то есть от Бога, в том числе и писательский талант. Если писатель понимал, что его талант – дар Божий, то и всю свою жизнь посвящал служению Богу через литературу, как и древнерусский книжник. По сути, истинный писательский труд – это синергетическая связь писателя и Творца, но это бывает, когда писатель не самовластен. Когда же пробует творить по собственной воле, то начитается его личное художество: изначально хотел написать одно, а получилось совершенно иное. А в ответе – сам писатель: как его слово отзовется в душах читателей?!

Последние исследования творчества Гоголя как раз об этом и свидетельствуют. Свой писательский труд он осмысливал как духовный. Не так давно были открыты и опубликованы тетради с выписками Гоголя из святых отцов. И мы можем увидеть, насколько духовно велика была работа писателя над собой. Тогда и многое в его творчестве начинает видеться иначе. Соответственно, чтобы постигнуть смысл его произведения, надо бы быть немного и богословом.

– Семинария – это учебное заведение закрытого типа, в котором день построен по определенному распорядку. Большое количество времени отводится, помимо учебы, и на выполнение различных послушаний. Что вы можете сказать о нагрузке, которую несут семинаристы, и как было в годы вашей учебы?

– Я могу сказать, исходя из своего личного опыта: чем больше я загружен, тем больше получается сделать. В мое время студентов загружали максимально, свободного времени практически не оставалось. И мы в свои студенческие годы учились рационально использовать время. Мы много читали, намного больше, чем читают сейчас, – возможно, вина тому – Интернет, где можно легко получить нужную информацию.

У нас были предметы, забиравшие много драгоценного времени. Достаточно вспомнить историю КПСС, научный коммунизм и атеизм. Ежедневно по два-три часа нужно было конспектировать классиков марксизма-ленинизма. Сейчас, слава Богу, этого нет, и за это время можно многое успеть сделать. С утра и приблизительно до 3 часов дня мы пропадали на лекциях, а после них шли в библиотеку читать до позднего вечера. Нынешние студенты не привыкли работать в библиотеках. В наше время читальные залы были забиты молодежью, сейчас же они полупустые, и этот факт удручает. Большая загруженность мне бывает только на пользу. Сейчас, например, будучи проректором Литературного института и ответственным редактором «Вестника Литературного института», преподаю в четырех вузах. Еще у меня два докторанта, пять аспирантов и, как минимум, пять дипломников ежегодно. О курсовых работах уже не говорю. Каждому нужно уделить время, по несколько раз читать студенческие работы, и при этом надо и свои научные исследования проводить. Поэтому отговорка, что не хватает времени – от лукавого; время при желании всегда найдется.

– Вы часто публикуетесь в различных журналах, в том числе и на сайте Православие.ру, который, кстати сказать, вы курировали одно время. Расскажите, какие ваши труды вышли в последнее время и над чем вы работаете сейчас.

– Год назад вышла очень важная монография «Стадиальное развитие русской литературы XI – первой трети XVIII века. Теория литературных формаций» (М., 2008) – итог многолетних размышлений. В ней выдвинута новая теория развития русской словесности. Ее дополняет недавно вышедшая монография «О специфике развития русской литературы XI – первой трети XVIII века. Стадии и формации» (М., 2009), в которой теоретические вопросы находят уже практическое воплощение. Обе книги продаются в магазине «Сретенье» при Сретенском монастыре. Недавно вышла в моем переводе и с моим послесловием «Повесть о житии Петра и Февронии Муромских» (М., 2009). Наконец-то выполнил давнее свое обещание – написал статью о романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита» для сайта Православие.ру. Вышел ряд статей в журналах. Принимал участие в научных конференциях, Рождественских чтениях. Сейчас с Божией помощью завершаю работу над книгой по «Слову о законе и благодати».

– Александр Николаевич, ваши лекции пользуются особой популярностью у студентов семинарии. Церковная аудитория по духу все же ближе к преподаваемому вами предмету. Насколько светская аудитория заинтересована в древнерусской литературе, и что больше всего ее в ней привлекает?

– У меня есть счастливая возможность начинать работать со студентами и в семинарии, и в светских вузах с 1-го курса. Это очень важно для их духовного воспитания. Молодые люди только пришли со школьной скамьи, с еще не сформировавшимся мировоззрением, полные интереса к жизни, пребывающие в поиске своего места в обществе. Можно не только в течение нескольких лет наблюдать эволюцию данного человека, как он развивается и к чему приходит, но и помочь ему в его становлении. Роль наставника здесь велика и ответственна.

На 1-м курсе студент ищет себя и возможность испытать и проявить свои силы. Чаще всего ориентируется на любимые предметы или преподавателей, хотя пристрастия могут меняться с возрастом. Не может не радовать, что интерес к древнерусской литературе постоянно высокий. Скажем, в Государственной академии славянской культуры писали в год по пять-шесть дипломов, а это значит, что студенты начинали заниматься древнерусской словесностью с 1-го курса, плюс на 2–4-м курсах писали курсовые работы. Здесь важно было не только изучение ими древнерусской словесности, но и их собственный духовный рост: нельзя отделять одно от другого.

Для меня самым большим счастьем было, когда одна выпускница на защите дипломной работы призналась, что две недели назад крестилась. К такому ее решению привела работа над дипломом. Если бы она не занималась древнерусской словесностью, то, возможно, и не сделала бы такой важный шаг в своей жизни или сделала бы его гораздо позднее, но тогда ее жизнь сложилась бы по-другому. Важно, что это был ее осознанный выбор. Мне неоднократно приходится наблюдать, что не родители, а, наоборот, дети приводят в Церковь своих родителей. Это, кстати сказать, к вопросу о духовно-нравственном воспитании и о роли литературы в нем. Если такие случаи хоть иногда присутствуют в нашей практике, то наша преподавательская работа обретает смысл.

Понятно, что в семинарии немного по-другому. Но у меня еще есть студенты-теологи из Московского государственного лингвистического университета (МГЛУ). В прошлом году среди них тоже было пять моих дипломников, и все они защитились на «отлично». Для меня это была не меньшая радость, чем для них. Во-первых, это был первый выпуск. Во-вторых, темы дипломов были сложные, но они справились с поставленной задачей и раскрыли их. Две прошлогодние выпускницы стали моими коллегами по вузу и сейчас работают над кандидатскими диссертациями.

– Рассматривая жития святых в светских вузах, вы наверняка обращали внимание аудитории и на их богословский смысл. Воспринимается ли это светской аудиторией в целом?

– Аудитории бывают разные. Отрадно отметить, что сейчас в светских аудиториях становится все больше православных воцерковленных людей. Но одно дело называть себя православным, другое дело быть воцерковленным – жить по церковным законам. Тогда и восприятие духовного смысла литературных произведений происходит совершенно на другом уровне.

В упоминаемой уже мной Академии славянской культуры было много православных студентов, и там было легче говорить о духовном, поскольку они воспитаны в традициях русской православной культуры. Они и воспринимали все иначе, чем те, кто был воспитан на «западноевропейских ценностях». В 1990-е годы было тяжело преподавать в МГЛУ, потому что студентами в основном были дети русских, которые последние десять лет жили за границей. Жизнь вне своей родной культуры, когда происходит формирование личности, не проходит бесследно. Дети, хотя по национальности и считались русскими, но по складу мышления уже были европейцами. И для них было сложно многое воспринимать из своей культуры. В Европе и Америке им прививали приоритет материальных ценностей над духовными. Приехав в Россию, они породнились с той частью общества, которая тянется к «общеевропейским ценностям», но разошлись с другой, не менее значительной частью, стремящейся возродить исконно русские традиции, основанные на Православии.

Когда начинаешь разбирать с «русскими иностранцами», скажем, образ Евгения Онегина, то он легко ими воспринимается, поскольку понятен своими гедонистскими стремлениями и желаниями. Если говорить о православной среде, то ей ближе образ способного на самопожертвование Петра Гринева из «Капитанской дочки» – полной противоположности Онегина. Но если раньше «иностранцы» не задумывались, почему Пушкин в своих поздних произведениях полемизирует сам с собой, то теперь, живя в России, они постепенно проникаются традиционной русской культурой и уже по-другому воспринимают эти литературные образы. А, главное, дают им верную оценку.

В 1990-е годы было сложно преподавать в силу того, что была разнонаправленность аудитории. Когда я спрашивал молодых людей, кто из них хочет уехать из России, только два-три человека не поднимали руки. Сейчас ситуация обратная. Значит, изменилось мировоззрение молодежи, ценностная ориентация, и теперь смею надеяться, что у России есть будущее.

– Александр Николаевич, известно, что в стенах семинарии вы проводили семинар по фильму режиссера Павла Лунгина «Остров» для семинаристов и студентов отделения журналистики МГЛУ. Расскажите подробнее об этой встрече. Какова была ее цель?

– Цель одна – чтобы студенты могли сами, размышляя и рассуждая с незначительной моей помощью, открыть духовный смысл этого фильма.

Фильм – это, прежде всего, зрелищная, то есть образная, сторона. Но этот фильм глубоко символичен, стало быть – многозначен. Здесь важно и увидеть символы, и их истолковать, а это значит – проникнуть в духовный смысл произведения. Так получилось, что эту тему мы затронули на лекции и в семинарии, и Лингвистическом университете. И мы пришли к коллективному решению собраться и сообща обсудить этот фильм. Показалось интересным сопоставить и светский взгляд на эти вещи, и духовное видение вопроса ребятами одного возраста.

На самом деле оказалось, что собрались единомышленники, которые в значительной степени дополняли друг друга своими тонкими наблюдениями и помогали сообща проникнуть в духовное содержание фильма. Проводились параллели и с классической литературой, и с духовным становлением личности. В агиографической литературе этот мотив спасения часто присутствует. Фильм показывает силу покаяния и смирения человека, которые приводят его к духовному совершенству. По сути дела, мы видим пример преображения личности уже на современном этапе.

– Александр Николаевич, вы начинали преподавание в семинарии с самого первого набора, с тех пор минуло уже десятилетие. Чем отличается нынешний студент от предыдущего? Видна ли какая-либо динамика? И что, на ваш взгляд, отличает семинариста от светского учащегося, что его выделяет?

– Практически ничего, студенты везде одинаковые: и труженики, и ленивые, и с хитрецой. Отличаются только наборы студентов разных лет. Например, в семинарии первый набор состоял из монахов и людей зрелого возраста, имевших высшее образование, причем не только гуманитарное, но и техническое. Эти взрослые люди сделали осознанный выбор: из светской жизни пришли в монастырь, и этот выбор лично во мне вызывает уважение. К тому же, у нас была небольшая разница в возрасте, и это снимало возрастные барьеры.

Часто после лекций у нас завязывались долгие разговоры. Это были довольно откровенные беседы, многие раскрывали причины своего ухода в монастырь. Разговаривали на разные темы, говорили о политике, науке и вообще обо всем. Эти студенты знали, чего они хотят, и стремились получить столько знаний, сколько это было возможно. Мне нравилась их работоспособность, целеустремленность. Их не нужно было подгонять, достаточно было посоветовать что-то почитать, и они читали. А потом вместе обсуждали. Они хотели учиться и они учились. Заметным было их возрастание, многие из них приняли священнический сан, теперь уже сами имеют духовных чад (я и сам посылаю к ним своих знакомых и студентов), произносят замечательные проповеди, принимают исповеди. Они уже ведут духовную работу в монастыре. Когда я их встречаю, я искренне радуюсь за них. До сих пор у нас остались дружеские отношения с отцом Адрианом, отцом Амвросием, отцом Арсением, отцом Лукой, отцом Клеопой, отцом Иоанном, нынешним проректором семинарии, и многими другими. Я рад, что они нашли свое место в жизни и ощущают свою необходимость, свою востребованность среди мирян и студентов. И я вижу, с каким уважением к ним относятся прихожане.

– И в заключение скажите, что для вас значит преподавание в СДС?

– Самое главное – мое духовное образование. Самое ощутимое – братская монастырская молитва за преподавателей и лично за меня, грешного. Эту молитву я стал ощущать с первых же дней пребывания в семинарии. Она удерживает в жизни. Самое полезное – это духовные беседы. Самое радостное – видеть успехи учеников. Самое важное – труд во славу Божию, на пользу людям и во спасение души.

С профессором А.Н. Ужанковым беседовал
Дмитрий Дементьев

Служение слову. Часть 1. Беседа с профессором А.Н. Ужанковым

K 10-летию Сретенской духовной семинарии. О выборе жизненного пути и о годах, проведенных в стенах семинарии, рассказывают преподаватели и студенты СДС.

– Александр Николаевич, в Сретенской духовной семинарии вы преподаете с самого ее основания. Расскажите, пожалуйста, о первых годах семинарии.

Профессор А.Н. Ужанков

– В жизни человека не бывает случайностей. Небольшой жизненный эпизод спустя время осмысливается как предсказание будущего. Как-то однажды, еще задолго до открытия семинарии, я зашел за своим племянником в школу, которая находится рядом со Сретенской обителью. Поскольку уроки еще не закончились, я прошелся по территории монастыря. Время было атеистическим, старинный храм Владимирской иконы Божией Матери был закрыт, но я знал, что в нем находится удивительный деревянный резной крест – высочайший памятник деревянного искусства. Оставалось только сожалеть, что такой шедевр сокрыт от людей, а храм не доступен для молитвы. Тогда, конечно, я и предположить не мог, что спустя 20 лет со службы в этом самом храме начнется моя преподавательская деятельность в Сретенской семинарии.Читать лекции по русской литературе в семинарии меня пригласил мой коллега профессор А.М. Камчатнов. Летом 1999 года под руководством наместника монастыря архимандрита Тихона создавался учебный план тогда еще Сретенского высшего православного училища. Нужно было разработать и программу по истории русской литературы XI–XX веков.С интересом взялся за составление программы курса литературы для православного вуза. Ведь если смотреть на русскую литературу только со светских позиций – как на художественные сочинения, то мы очень многое не увидим. Прежде всего, мы не увидим духовный смысл древнерусской словесности. А он был когда-то определяющим. И, конечно же, в таких учебных заведениях, как Московская духовная семинария, Московская духовная академия или Сретенское высшее православное училище, можно и нужно было говорить об истинной сути древнерусской словесности, да и всей русской литературы в целом, о ее духовной составляющей, о тех идеях, которые заложены в словесных произведениях. К тому времени у меня уже был накоплен определенный опыт преподавания: я читал несколько авторских курсов в Московском государственном лингвистическом университете (МГЛУ, бывшем Институте иностранных языков им. М.Тореза) и в Государственной академии славянской культуры (ГАСК).

– Помните ли вы вашу первую лекцию в Сретенской семинарии? Какие были впечатления?

– Конечно. В первый день первого учебного года, утром, перед началом занятий, мы собрались в монастырском храме. Была литургия, затем отец Тихон благословил весь преподавательский состав и семинаристов, пожелав успехов в новом делании. Он поинтересовался, кто будет читать первую лекцию. Оказалось, что с лекции по древнерусской словесности начинался учебный процесс в СДС.

Самое сильное впечатление за все годы моего преподавания – это встреча с непривычными для меня студентами: ведь я, светский человек, пришел в монастырь читать лекции монахам. Впервые войдя в семинарскую аудиторию, я увидел особых слушателей. Некоторые были даже старше меня по возрасту, большинство – с жизненным и духовным опытом. Многие уже имели высшее образование, были даже кандидаты наук! И у меня возникал естественный вопрос: чему же их можно научить?

Образование – это восстановление образа Божия. Конечно, древнерусские творения особенно этому способствуют. Однако нужно было так преподавать этот предмет, чтобы вместе, сообща находить то, что нам всем шло бы на пользу. Главный посыл был в том, что мы обучались учиться. Мы – трудились. Были трудниками слова, точнее – со-трудниками. Я учил живому русскому слову и учился сам, и это было важно для меня, потому что я тоже мог кое-что позаимствовать у своих учеников-монахов. К тому же, само по себе преподавание в семинарии, сама монастырская среда ко многому обязывают. Мне всегда нравилось, что в духовных школах каждая лекция начинается с молитвы. Древнерусские творения писались монахами по благодати, поэтому и читать их, и постигать их духовный смысл можно тоже только по благодати. Когда с молитвенного стояния начинается занятие, то оно совершенно по-другому и проходит, чем в любом светском вузе. Возникает та благодатная почва, на которую падают слова духовных писателей.

– Александр Николаевич, одно время вы занимали пост первого проректора семинарии, отвечающего за научную деятельность семинарии и учебный процесс. Расскажите об этом периоде вашей деятельности.

– Предложение стать проректором училища было тогда для меня неожиданным, поскольку в ту пору я был деканом филологического факультета и проректором по науке ГАСК и эти должности не покинул. Почему отец Тихон сделал это предложение? Наверное, потому, что нужно было выстраивать учебный процесс и структурировать семинарию. Нужно было создавать кафедры по дисциплинам, организовать работу самих кафедр, создать учебную часть, курирующую учебный процесс. Этой организационной работой я и занялся. Очень мне тогда помог отец Амвросий (Ермаков), за что я ему искренне признателен. Отец Амвросий был проректором СДС, потом его рукоположили в епископы. И сейчас семинария функционирует по заложенной тогда модели.

В то время, когда я пребывал здесь проректором, не столько стояла задача привлечь компетентных преподавателей: философов, историков, богословов, лингвистов и т.д., сколько организовывать и направлять их работу. Костяк преподавателей был привлечен из МДА, МГУ, других ведущих московских вузов. Уровень преподавания был задан довольно высокий: стараниями отца Тихона в Сретенском высшем православном училище собрались лучшие профессорские силы Москвы: профессора А.А. Волков, Г.Г. Майоров, А.М. Камчатнов, А.И. Сидоров, А.Ф. Смирнов и другие. Периодически читали лекции академик И.Р. Шафаревич, профессора Н.А. Нарочницкая, Н.С. Леонов, А.И. Осипов.

– Как бы вы оценили уровень защищаемых в семинарии дипломных работ, степень их серьезности и сложность защиты?

– Уровень дипломных работ первого выпуска был довольно высок. Это были глубокие, можно сказать, основательные научно-богословские сочинения. Как показывает опыт, результат итоговой работы студента зависит не только от качества преподавания и научного руководства, но и от самих студентов, от их подхода к дипломному сочинению. И в дальнейшем уровень тех работ, что мне пришлось рецензировать, в целом оказывался достаточно высоким.

– Александр Николаевич, вы преподаете в нескольких светских вузах, читая тот же курс, что и в семинарии. Расставляете ли вы какие-либо отдельные акценты при подаче материала для светской аудитории и аудитории духовной школы?

– Конечно, хотя курсы похожие. Я сейчас продолжаю преподавать и в МГЛУ, и в Литературном институте им. А.М. Горького, и в Академии живописи, ваяния и зодчества. В конечном итоге направленность лекций зависит от слушателей, которым их читаешь. Если в светских вузах упор делается на научный аспект подачи материала, на исследования формы и жанра, на поэтику произведений и, прежде всего, рассматривается художественная сторона сочинений, то в семинарии можно больше внимания уделять духовной составляющей. Изучать собственно то, чего ради и писалось произведение.

Программы высшего образования заданы стандартами государственного образования, и преподаватели не должны выходить за рамки этих стандартов. В семинарии же есть возможность читать авторский курс, естественно, с привязкой к общепринятой программе, но при этом делать упор на более скрупулезное рассмотрение вопросов, интересующих семинаристов. Большинство из них выйдут отсюда священнослужителями, и к ним будут обращаться с вопросами о тех или иных произведениях художественной литературы. И мне надлежит вооружить их методикой анализа текста, рассмотрев в учебном процессе возможный максимум произведений.

– А можно ли сравнивать ваш курс, читаемый в семинарии, с агиографией как дисциплиной, занимающейся изучением житий святых, богословскими и историко-церковными аспектами святости?

– Можно, и при этом нужно исходить из православного понимания древнерусской словесности. В светских вузах этот курс обычно называется историей древнерусскойлитературы, тем самым как бы подчеркивается ее светскость; делается упор на термине литература, на художественном вымысле, на субъективном видении автора. В творении словом в Древней Руси подразумевалось сотворчество с Богом. Подавляющее большинство древнерусских авторов были монахами, многие из них позднее причислены к лику святых, начиная со святителя Илариона Киевского, автора «Слова о законе и благодати». И преподобный Нестор – первый агиограф, написавший жития святых князей Бориса и Глеба и преподобного Феодосия Печерского, один из родоначальников летописания – составитель знаменитой «Повести временных лет», и сам преподобный Феодосий – автор слов и поучений, и даже князь Владимир Мономах – автор «Поучения к детям», и многие другие внесены в синодик православных святых.

Древнерусскую словесность следовало бы изучать как нашу святоотеческую литературу, как мы изучаем творения святых отцов Церкви. Здесь нельзя ограничиваться только теми приемами, которые используются при исследовании светской художественной литературы. Духовные творения писались по послушанию, но желание сотворить что-то полезное для души читателя тоже присутствовало. Вот почему, на мой взгляд, на агиографию и на древнерусскую словесность следует смотреть как на боговдохновенные книги. То есть все жанры, присущие древнерусской словесности: жития, поучения, торжественное красноречие, слова на освящение церкви и так далее – содержат в себе духовные наставления, поскольку основная тема всех древнерусских творений – спасение души. И в них, как и в житиях святых, есть наставления и примеры для подражания, которым должен следовать православный человек.

– Вы отдаете особое предпочтение богословской стороне произведения или же, как филолог, пытаетесь охватить весь процесс вкупе и с исторической, социально-культурной точками зрения?

– Жития святых следует рассматривать, прежде всего, с учетом их основного предназначения: повествуют они о духовном подвиге святого, который может стать образцом для читателя. В житии есть генеральная тема. Святой подражает Христу, следует «царским путем», то есть путем Спасителя. Когда Господь пришел в мир, то сказал, что пришел не нарушить десять заповедей, но исполнить их. Он принимает крещение, хотя, как Богочеловек, в нем не нуждался. Он даровал миру еще девять заповедей блаженства и Сам первым исполняет все 19 заповедей, указывая этот генеральный путь ко спасению. Это путь русских святых, начиная со страстотерпцев Бориса и Глеба. Они исполнили все 19 заповедей и приняли мученическую смерть, то есть уподобили свой духовный подвиг Христу. И не случайно, что именно Борис и Глеб являются первыми русскими святыми, ибо Церковь строится на мученичестве.

В каждом житии тема спасения души и индивидуального духовного подвига максимально раскрывается агиографом. В Русской Православной Церкви много святых, и создано много житий – образцов для подражания. И хотя у каждого праведника был свой духовный подвиг, но общим для них было стремление исполнить все заповеди.

Для более глубокого понимания духовного смысла важно найти параллели между Священным Писанием и агиографией, изучить ретроспективную аналогию поступков праведников и святых и определить их богословский смысл. Например, агиограф сравнивает благоверного князя Александра Невского с Иосифом Прекрасным: второго по значимости после Батыя князя на Руси со вторым по значимости после царя сановником в Египте. По мудрости – с Соломоном, по храбрости – с Титом Флавием Веспасианом, ставшим римским императором после подавления восстания в Иудее, так и Александр Ярославич власть возымел после подавления восстания в Новгороде. Параллели с библейскими персонажами важны для того, чтобы глубже усвоить ратный и духовный подвиги святого, обосновать его поступки. В случае с Александром Невским – это дело защиты Отечества и православной веры. Он препятствует распространению католицизма и продвижению ордена крестоносцев на Русь. Другой его подвиг – смирения во имя спасения большого количества русских людей, которых ему удалось «отмолить» от совместных военных походов с татаро-монголами. Он сам ездил в орду ходатайствовать за них и положил «живот свой за други своя» – ценой собственной жизни спасая жизнь своих подданных. Так что эти параллели между житием Александра Ярославича и Библией обусловлены типологией поведения святого.

Как филолог, я не обязан их рассматривать, я могу лишь указать на источники, на возможные аллюзии. Но, преподавая в СДС, я обращаю внимание на духовный смысл того или иного творения, на богословский аспект всей словесности. Этим и отличается преподавание в СДС от преподавания в светском вузе.

– В чем вы видите главную задачу своего предмета и лично вашу?

– Русская литература всегда занималась воспитанием высоконравственной личности. Лучшие русские писатели никогда не были просто беллетристами, то есть сочинителями занимательных историй на забаву публики или ради гонорара. Русская литература XIX века – это глубочайшее философское достояние. Мы можем говорить о религиозных исканиях Гоголя, философии Толстого, Достоевского. Уже русская религиозная философия конца XIX – начала XX века не обошлась без глубокого философского осмысления «Легенды о великом инквизиторе» Достоевского. Нет такого русского религиозного мыслителя, который не написал хотя бы несколько строчек о ней.

Следует заметить, что в XIX веке в России не было «чистых философов», но были писатели-мыслители, и они заставляли глубоко задуматься читателей о предназначении жизни и смысле человеческого бытия. Они пытались вместе со своими героями найти «оправдание» жизни. Не всегда, правда, у них это получалось. Но, по крайней мере, они указывали на путь нравственного самосовершенствования. Если мы возьмем творчество Достоевского, его романы от «Преступления и наказания» до «Братьев Карамазовых», то увидим возможные пути нравственного перерождения человека. По сути, это романы о духовном преображении личности. Поэтому на лекциях для меня гораздо важнее говорить о содержании произведения, чем о внешней его форме. О ней и без меня уже много написано и сказано.

К сожалению, меня самого учили по-другому. Больше внимания уделялось композиции, сюжету, художественным образам, но не смыслу, который вкладывали писатели в свои произведения. И если говорить о тех задачах, которые стоят перед нами, преподавателями, то мы должны научить студентов самостоятельно работать с текстами, постигать их глубокий смысл. Если они овладеют такой методикой – а на семинарских занятиях мы пытаемся ее освоить, – то тогда им самим будет интересно читать классику и за сюжетной канвой романа распознавать его духовный смысл. Стало заметным, что от курса к курсу у ребят растет не просто увлеченность классической литературой, но и уровень ее постижения, и это не может не радовать.

– Помимо памятников древнерусской словесности, какие произведения привлекают ваше внимание? Что вы рекомендуете читать семинаристам из русской литературы?

– Если говорить об учебном курсе, то в каждую эпоху можно выделить знаковые произведения. Например, для поэзии XVIII века это, безусловно, два «Размышления о Божием величии…» М.В. Ломоносова, ода «Бог» Г.Р. Державина, которую можно назвать вершиной духовной поэзии XVIII века. В оде «Бог» отражена вся Библия и православный символ веры, и не знать это произведение православному человеку должно быть стыдно! Такие творения можно комментировать, очень долго разбирать, поскольку чем значимей произведение, тем больше в нем открывается разных смыслов. Важное значение имеет знакомство с «Бедной Лизой» Н.М. Карамзина, в которой можно разглядеть первую реализацию в русской литературе «теории прилога». Переход от духовности к душевности наблюдается в «Душеньке» И.Ф. Богдановича.

Что же касается XIX века – «золотого века» русской литературы, то в творчестве каждого писателя можно выделить вершинное сочинение. Если говорить о прозе Пушкина, то это, несомненно, «Капитанская дочка», которую не случайно называют его духовным завещанием. Это повесть о любви и милосердии. В ней выражен смысл служения Богу через служение Отечеству, служение ближнему своему через милосердие, основанное на любви. Это удивительное по своему замыслу произведение.

У Достоевского я особо выделил бы роман «Преступление и наказание», в котором наличествуют три уровня понимания: мирской, духовно-нравственный и библейский. И в каждом из них свой смысл. На духовно-нравственном уровне прослеживается развитие греха у Раскольникова от зарождения помысла до его воплощения (та же «теория прилога»). Библейский уровень – это сравнение Каина и Раскольникова, несущего на себе каинову печать убийцы уже в новое время. Без понимания разных духовных уровней мы до конца не сможем постичь смысл этого произведения. Немаловажен роман «Идиот» с его глубочайшей мыслью о спасении человека. Иисус Христос пришел в мир, чтобы самопожертвованием, основанным на любви, спасти все человечество. В романе же показано, что один, практически идеальный человек, не способен спасти другого, поскольку нельзя совершить этот подвиг, не имея любви в сердце и веры в Бога. Одного сострадания мало. Без любви нет спасения.

Можно рассматривать творчество писателей и в динамике развития. Скажем, раннее творчество Пушкина и позднее, после осознанного принятия им Православия. У Достоевского – путь от социально-революционных идей до христианского смиренномудрия. Интересно проследить духовную эволюцию Гоголя. У Гоголя очень сильные повести о бездуховном «маленьком человеке» – «Шинель» и «Портрет», в которых он исследует проблему подобия человека Богу в умении творить и выстраивать свою духовную жизнь. Если Акакий Акакиевич превратился в человека, собирающего вместо небесных земные богатства, то и описан он как тварь бессловесная, не умеющая даже выразить свои мысли, ибо в нем нет духовного развития. В «Портрете» персонажи показаны уже не только в процессе грехопадения, то есть соблазна материального, но и в момент осмысления собственного греха и раскаивания. Нет человека без греха. Однако велика сила покаяния. В его результате автор портрета ростовщика такнапишет Рождество Христово, что благолепие изображенного поразит игумена монастыря с братией. По мнению настоятеля, не смог бы художник только своим человеческим естеством воспроизвести образ Божий. Это неведомая ангельская сила водила его кистью. В новом творении художника – сила преобразившегося человека. В духовном возрождении личности и заключается смысл человеческого бытия.

Фактически у каждого писателя можно найти произведение, в котором бы рассматривалась духовно-нравственная тема. Возьмем роман «Анна Каренина» Толстого. В нем мы тоже увидим развитие грехопадения Анны в соответствии с «теорией прилога». Но центральное место в романе занимает все же история двух семей: когда одна семья (Каренина) разрушается страстью, то другая (Левина) созидается любовью. Семья же – малая Церковь, ковчег спасения в мирской жизни.

То есть писатели не только давали читателям возможность посмотреть на самих себя через призму художественного произведения и провести параллель между своей жизнью и жизнью литературных героев, но и сделать соответствующие выводы, уберегающие от неблаговидных поступков.

– В учебном процессе духовной школы важнейшим является воспитательный момент. Как вы его осуществляете на своих лекциях?

– Нынешние студенты, по сути, подростки. Характеры у них все еще формируются, а по своей натуре они, как правило, максималисты. Говорить с ними нужно только откровенно. Если говоришь одно, а делаешь другое, то они, заметив фальшь, тебе больше не поверят. Им можно говорить только то, в чем сам глубоко убежден и чего сам придерживаешься. Соответственно, что-то рекомендуя студентам, можно руководствоваться только тем, что сам делаешь. Если говорить о своем житейском опыте, лучше говорить о своих ошибках, чтобы они их не повторяли.

Я настоятельно рекомендую ребятам вести дневник. Практически все писатели в той или иной степени вели дневники. Зачем это надо? Дневник важен для наблюдения за собой и для оценки своего развития. И писать в нем все честно, как это делал Толстой. Если человек действительно хочет развиваться нравственно и духовно, то должен вести дневник не просто описывая прожитый день и имевшиеся диалоги, но и давать критический анализ прожитому, своим поступкам и мыслям. Должна быть усердная работа над собой, и дневник этому способствует. Еще дневник воспитывает в человеке трудолюбие, потому что ежедневное ведение дневника, если войдет в привычку, учит регулярной работе, способствует наблюдательности, выработке слога, умению писать. Почему Акакий Акакиевич не мог переделать всего лишь одну бумагу? Да потому, что он не умел работать со словом, управлять им. «Переменить заглавный титул да переменить кое-где глаголы из первого лица в третье» для него оказалось непосильным трудом.

Работа над стилем – важный аспект ведения дневника. При нынешнем упрощении лексики, появлении молодежного сленга, который мы наблюдаем на форумах в Интернете, в электронной переписке, sms-сообщениях, происходит существенное обнищание словарного запаса современных молодых людей. А вот ведение дневника способствует расширению лексического запаса. Вспомним, что Пушкин-лицеист плохо знал русский язык, но прекрасно владел французским. Увлекшись литературным трудом, он постигает русский язык. Мало кто знает, что в его произведениях самый большой запас русских слов: в несколько раз больше, чем у Достоевского или Толстого! И его пример должен быть для нас наукой. В повседневном обиходе мы используем пять-семь тысяч слов – это словарный запас средне образованного человека. У Пушкина же в его произведениях более 20 тысяч различных слов¹.

(Окончание следует.)

С профессором А.Н. Ужанковым беседовал
Дмитрий Дементьев

¹ Четырехтомный «Словарь языка А.С. Пушкина» (М., 1956–1961) рассматривает 21 290 слов, но в него не включен лексический ряд вариантов «Истории Петра» и дополнительных материалов к произведениям А.С. Пушкина, хотя, ясное дело, он владел используемой в них лексикой.

«Правовые знания необходимы каждому выпускнику семинарии». Беседа с профессором Михаилом Шаховым

K 10-летию Сретенской духовной семинарии. О выборе жизненного пути и о годах, проведенных в стенах семинарии, рассказывают преподаватели и студенты СДС.

Шахов Михаил Олегович

– Михаил Олегович, в Сретенской духовной семинарии вы преподаете дисциплину «Правовые основы деятельности прихода». Расскажите, пожалуйста, подробнее об этом курсе.

– Этот курс призван познакомить учащихся семинарии с основами светского законодательства, которое регулирует вопросы свободы совести, деятельность религиозных объединений, в частности православных приходов, в современном Российском государстве. Дисциплина имеет в основном практическое направление и помогает будущему священнослужителю ориентироваться в законах, в соответствии с которыми осуществляется деятельность православного прихода: раскрывает основные возможности, рассказывает о необходимых правилах и об ограничениях, а иногда и запретах. Данный курс, конечно, не ставит задачей сделать из семинариста квалифицированного юриста, но некий минимум правовых знаний, которые способствуют правильному ориентированию в жизненных ситуациях, осознанному выбору того или иного варианта решения при управлении приходом, разрешению различных ситуаций приходской жизни, необходим каждому выпускнику семинарии – будущему пастырю.

– В каких учебных заведениях вы еще читаете данный курс?

– В течение почти десяти лет я читаю курс «Конституционно-правовые основы государственно-конфессиональных отношений» в Российской академии государственной службы при Президенте РФ, несколько лет этот курс читался в Российском государственном гуманитарном университете. Со следующего учебного года я также приглашен преподавать в один из крупных российских экономических университетов, где для студентов разных специальностей я разработал целый ряд спецкурсов. Таким образом, мне приходилось преподавать данную дисциплину и религиоведам, и государственным служащим, которые по роду своей деятельности взаимодействуют с религиозными организациями, и сотрудникам различных хозяйственных, коммерческих и предпринимательских структур. Они, безусловно, должны знать специфику работы с религиозными объединениями разного уровня.

– Михаил Олегович, расставляете ли вы какие-либо особые акценты при подаче материала в светских вузах по сравнению с духовной семинарией?

– Предмет, который я преподаю, – светское российское законодательство – в соответствии с нашими конституционными нормами один и тот же и для православных семинаристов, и для государственных служащих, и для предпринимателей, и для представителей гуманитарных профессий и т.д. И не может существовать, на мой взгляд, особой православной юриспруденции, так же как не может существовать особой православной физики или православной арифметики. (Хотя, конечно, существует нравственная оценка светских законов с христианской точки зрения.)

Но при этом нужно понимать: характер деятельности моих слушателей в разных учебных заведениях существенно различается. И, естественно, для будущих пастырей я подробно излагаю те правовые нормы, которые будут регулировать их служение на приходе. Скажем, трудовые, земельные, налоговые отношения, которые весьма специфичны. Когда те же самые курсы читаются чиновникам, безусловно, акценты расставляются иначе. Я стараюсь больше рассказать о том, что необходимо государственному служащему, который от лица государства взаимодействует с православной организацией. При разработке новых спецкурсов для будущих руководителей и сотрудников коммерческих структур в центр внимания я поместил знания, необходимые для специалиста, для которого православная организация может стать деловым партнером или заказчиком каких-то услуг.

– И все-таки, как бы вы очертили круг вопросов, которые освещаются в вашем семинарском курсе?

– Я бы сказал, что семинарский курс, в сравнении с другими, носит универсальный характер, затрагивая более широкий круг вопросов. К примеру, не каждому предпринимателю или госчиновнику обязательно знать все тонкости трудовых отношений в приходе или особенности содержания гражданского устава прихода. А вот священнослужителю приходится со всеми этими проблемами сталкиваться. Иными словами, тот курс, который я читаю в семинарии, характеризуется самым большим содержательным объемом.

– Скажите, как воспринимается материал, носящий сугубо юридический характер, учащимися духовной семинарии?

– В семинарии студенты всех выпусков, которым я читал правовые основы деятельности прихода, встречали курс с большим интересом, так как понимали, что я рассказываю о проблемах, которые они будут решать в ближайшем будущем. И здесь я не вижу никакой разницы в восприятии материала семинаристами и слушателями РАГСа.

– Что, на ваш взгляд, отличает воспитанников духовных школ от светских студентов?

– Семинаристы более дисциплинированны, сдержанны и внимательны, ведь они собираются вступить на стезю духовного служения. Но и в Академии госслужбы учится специфичный контингент – взрослые состоявшиеся серьезные люди. Поэтому контраст не слишком разителен.

– Михаил Олегович, расскажите немного о своем образовании и профессиональной биографии.

– Я закончил Московский химико-технологический институт, но во время учебы там отчетливо понял, что меня более влечет проблематика, связанная с религией. В середине 1990-х годов я закончил аспирантуру в Институте философии РАН и защитил кандидатскую диссертацию «Философские аспекты старообрядческой литературы». Около десяти лет я проработал научным сотрудником отдела рукописей Российской государственной библиотеки, что дало мне реальную возможность непосредственно исследовать первоисточники, в том числе и церковные. Мне довелось соприкоснуться с книжными собраниями Троице-Сергиевой лавры, Иосифо-Волоколамского монастыря, Оптиной пустыни, со всеми крупнейшими старообрядческими книжными собраниями, которые в годы советской власти были национализированы и переданы в библиотеку. Я держал в руках рукописи Гоголя, Есенина и других наших выдающихся писателей, поэтов, деятелей культуры.

В 2000 году я защитил докторскую диссертацию по историко-философской проблематике. И тогда же меня пригласили в Академию госслужбы.

Параллельно, благодаря определенной юридической подготовке, в 1990-х годах я помогал освободить от сторонних организаций и закрепить за верующими права на комплекс Преображенского единоверческого монастыря в Москве. Это, пожалуй, уникальный случай исключительно добрососедского сосуществования прихода святителя Николая Чудотворца и трех старообрядческих религиозных организаций, которые сообща на протяжении пятнадцати лет восстанавливают из руин обитель. В 1992–1993 годах монастырь хотели превратить в музей. Обстановка сложилась непростая. И все прихожане, мало-мальски разбирающиеся в юридических вопросах, должны были помочь решать конкретные проблемы. В ходе этой работы я приобрел достаточно большой юридический опыт, связанный с регулированием земельно-имущественных отношений между государством и конфессиональными структурами. И вообще, в какой-то мере тогдашняя практика была решающим толчком, который меня направил на освоение государственно-конфессиональной проблематики. А потом, я из семьи юристов… Возможно, данное обстоятельство тоже повлияло на мои научно-прикладные интересы.

Несколько последних лет я являюсь членом Экспертного совета Комитета Госдумы по делам общественных объединений и религиозных организаций и членом рабочей группы по совершенствованию законодательства о свободе совести, по вопросам религиозных объединений при Правительстве Российской Федерации. Кроме того, работаю в тесном контакте с французскими коллегами, тоже юристами, специализирующимися в области отношений между государством и религиозными конфессиями. Это очень интересный обмен уникальным опытом. В ноябре 2008 года в университете г. Экс-ан-Прованс, на юге Франции, я прочитал курс лекций о российском законодательстве о свободе совести. Таким образом, в своей деятельности приходится сочетать знание теории и практические навыки.

– Расскажите, пожалуйста, о ваших научных трудах. Над чем вы работаете в настоящее время?

– Прежде всего, хотелось бы упомянуть монографию, которая написана по итогам моей докторской диссертации. В этой книге проблемы старообрядческого мировоззрения освещены с философской точки зрения. Несколько работ у меня посвящено проблемам правового регулирования государственно-конфессиональных отношений. Длительное время я занимаюсь вопросами взаимосвязи между наукой и религией, участвую в крупном международном проекте под эгидой Института философии РАН. Статьи по этой тематике опубликованы в журнале «Вопросы философии» и на интернет-сайте «Богослов.ру». Сейчас я завершаю подготовку работы по взаимодействию между государством и конфессиями во Франции. Кроме того, в течение года планирую закончить книгу о государственно-религиозных отношениях в современной России.

– Как началось ваше сотрудничество со Сретенской духовной семинарией?

– Несколько лет назад архимандрит Тихон (Шевкунов) – ректор Сретенской духовной семинарии счел необходимым ввести для своих воспитанников курс «Правовые основы деятельности прихода». Разумеется, в Сретенском монастыре я бывал и раньше. Отец Тихон показывал мне корпуса обители, трапезную, храм…

– Как давно вы знакомы с архимандритом Тихоном?

– Это очень давняя история. Мы познакомились где-то в конце 1980-х годов, когда он еще трудился в Издательском отделе Московской Патриархии. Тогда у нас был небольшой кружок исследователей историко-богословских проблем. Мы изучали проблемы истории Церкви, канонического права. Это было время, когда у людей впервые появилась возможность открытого обсуждения богословских тем, и все чувствовали необходимость возрождения и развития религиозно-философской мысли и церковно-исторической науки.

– Как бы вы оценили уровень образования, получаемого в Сретенской семинарии?

– Судя по именам профессоров и преподавателей семинарии, можно с уверенностью говорить, что отцу Тихону удалось сплотить вокруг себя достойных, выдающихся специалистов в различных научных областях. Отсюда и высокий уровень преподавания. Немаловажно также, что общение между педагогами, администрацией и студентами исключительно дружелюбное, бесконфликтное.

– Михаил Олегович, в чем вы видите основную задачу своего курса в рамках семинарской программы?

– Как я уже не раз говорил, для меня принципиально важны прикладные аспекты. Если мои учащиеся смогут грамотно отстаивать законные права и интересы приходов, других православных организаций, то свою преподавательскую задачу я буду считать выполненной.

С профессором М.О. Шаховым беседовал
Дмитрий Дементьев